Любовь на Утином острове - Страница 41

– Ну нет. – Она решительно тряхнула головой. – Я не позволю тебе причислить и меня к списку твоих промахов и неудач. Я к ним не отношусь.

– Но ведь я собираюсь покинуть тебя, ты это понимаешь?

– Прекрасно понимаю. – Она гордо вздернула подбородок. – И разве я просила тебя остаться? – Она обняла себя за плечи и зашагала прочь. – Знаешь, в чем твоя проблема, Маклей? – бросила она через плечо, затем остановилась и повернулась к нему. – Ты нисколько не отличаешься от других мужчин в этом созданном мужчинами мире. Ты никогда не согласишься с тем, что не в состоянии нести на своих плечах, какими бы широкими они ни были, ответственность за все и вся. Ты не отвечаешь за то, что в мире существует зло, что люди убивают друг друга, за то, что некоторых детей с самого рождения учат ненависти и вкладывают им в руки оружие. Ты не можешь переделать этот мир. Это не в твоей власти.

Она расправила плечи и, помолчав, продолжила:

– Не стоит делать культ из своих грехов, неудач и слабостей. Тебе не приходит в голову, что и у всех остальных они тоже есть? Мои демоны, возможно, не так велики и ужасны, как твои, но они тоже имеются. Не один ты прячешься и убегаешь от того, что тебя гнетет. Хочешь знать правду, почему я решила приехать сюда и восстановить пансион? – спросила она, сердитым жестом откидывая волосы с лица. – Я подумала, что, если здесь станет все как прежде, возможно, мой отец полюбит меня и вернется домой.

Вот видишь, – продолжала она, не обращая внимания на его удивление, – не ты один слаб. И ты не несешь за меня никакой ответственности. Я сама отвечаю за себя. Я прекрасно знала, на что иду, когда… пришла к тебе. И тебе не стоит забывать об этом. Я сама пришла к тебе, по своему выбору и желанию, а не по твоему. Это было мое решение, и я ни о чем не жалею и тебе не позволю. Если бы я сама не хотела этого, ничего бы не случилось, ясно? И если я хотела, чтоб ты остался, я бы попросила тебя об этом.

Поэтому ты можешь спокойно уходить, не отягощая своей и без того перегруженной совести новым ощущением вины. Я рада, что все случилось именно так, как случилось, и, будь у меня возможность повернуть время вспять, повторила бы каждый день, каждый час, каждый миг. Единственное, в чем я могу тебя обвинить, так это в том, что ты принизил то, что было между нами, смешав со своим комплексом вины. – Ее глаза жгли слезы. Она прогнала их и встретила его взгляд с высоко поднятой головой. – Но я уже большая девочка и со всем справлюсь. Я не раз тебе говорила, что в состоянии сама о себе позаботиться.

Она резко развернулась и пошла дальше, оставив его стоять и в растерянности смотреть ей вслед.

Дженни ушла в хижину, но Алан не пошел за ней. Он схватил топор и стал колоть дрова.

Целый час он остервенело размахивал топором, пока боль в мышцах не стала нестерпимой, заглушая боль в сердце.

Он сложил последнее расколотое бревно в поленницу, снял рубашку и вытер пот с лица и шеи.

Ей нужен молодой человек, который мог бы разделить ее взгляды на жизнь, а не сорокалетний, разуверившийся в себе циник, способный нести лишь бремя собственных ошибок. Ей нужен полноценный мужчина, который может подарить ей детей, а не бесплодный старик, упивающийся чувством собственной вины, которая поглотит и ее.

Проклиная все на свете, он с размаху вонзил топор в полено. Ее страстная речь не обманула его. Она согласилась с тем, что он уходит, чтобы увеличить дистанцию между ними и облегчить ему задачу. Чтобы он не чувствовал себя виноватым в том, что покидает ее. Она сделала это так решительно, как он сейчас вонзил топор в деревяшку. Поэтому лучшим для него решением будет с этого момента держаться от нее подальше, чтобы не множить обоюдной боли неизбежного расставания.

Тени становились все длиннее и в конце концов слились с темнотой, когда он подошел в хижине. В окошке светился неяркий свет. Алан смотрел на него, казалось, целую вечность. Наконец он набросил рубаху, не застегивая, взял охапку дров, не обращая внимания на острые зазубрины, которые царапали кожу.

Потом он медленно взошел по ступенькам, с каждым шагом проникаясь решимостью устоять перед желанием заключить ее в объятия и любить медленно и самозабвенно, до тех пор пока ничто на свете не будет иметь значение, кроме них двоих.

Открыв дверь, он сразу почувствовал тепло от разведенного в очаге огня.

– Иди сюда, – позвала она. – Здесь тепло.

Алан застыл на месте, потрясенный не вспыхнувшим в один миг в груди желанием – нет, это его не удивило, – а ее способностью щедро отдавать, ничего не требуя взамен.

Дженни стояла возле камина, прелестная и чарующая, в одной фланелевой рубашке, накинутой на только что вымытое тело.

Неимоверным усилием воли Алан отвел глаза, прошел через комнату и бросил дрова рядом с очагом. Поняв, что в очередной раз проиграл, он повернулся к ней. Она подняла руку и отбросила упавшие на лицо волосы. От этого движения ее незастегнутая рубашка распахнулась. Он стиснул зубы и не отрываясь смотрел жадным взглядом на нежную манящую плоть.

Открытая и искренняя, Дженни не умела притворяться и недвусмысленно давала понять, чему хочет посвятить оставшееся в их распоряжении время.

– Далеко не каждому выпадает такое счастье, как нам, – сказала она. – Но мы с самого начала знали, что рано или поздно ему наступит конец. Так давай же не будем тратить драгоценное время на сожаления и взаимные упреки. – Она шагнула ему навстречу и протянула руки. – Иди ко мне и люби меня, Алан.

Как за такой короткий срок два человека сумели стать настолько близкими друг другу и в то же время создать столько непреодолимых преград, для Алана оставалось загадкой. Она восхищалась им, не признавая ни его вины, ни его сожалений. А теперь она предлагала ему свою любовь. Любовь-дар. Любовь-благословение.